1.

Земля вырывается из-под колёс машины, дорога убегает назад. Газик, укрытый ольховыми, уже привядшими, ветками, трясет на поперечных мелких канавках, выбитых траками танков, свернуть же нельзя; стальные гусеницы разворотили обочины, за которыми кустились яровые. Делянки ячменя и проса перемежались полосами залежи, заросшими дикой травой: минувшей осенью, при оккупантах, озимых в полях почти не сеяли, лишь около изб, на крохотных сотках приусадебных участков колосилась рожь. Иногда по обе стороны от дороги поля разрезали пустые окопы, на высотках чуть виднелись приземистые холмы дзотов, окутанные дернинами – тыловой оборонительный рубеж, Курская дуга рядом.

Сергей Пантелеймонович Перепелицын возвращался в Старый Оскол из Курска, куда был срочно вызван обкомом партии. Ему казалось, что газик идёт слишком медленно, и потому он нетерпеливо поглядывал то на дрожащую стрелку спидометра, то на девушку-водителя, сидевшую рядом. Она же старалась не обращать на это внимания и без того знала, – куда бы ни ехал секретарь райкома, ему всегда надо спешно, но большей скорости выжать из машины не могла.

Перепелицын спешил в Старый Оскол как никогда раньше. 8 июня 1943 года Государственный Комитет Обороны по просьбе Военного совета Воронежского фронта принял постановление о строительстве железнодорожной  линия Старый Оскол–Ржава. Из глубокого тыла нарастающим потоком прибывали боевая техника, различные военные грузы, но однопутная железная дорога Касторная–Курск не обеспечивала достаточным образом нужды Центрального и Воронежского фронтов, особенно последнего. К тому же Курск и Касторная подвергались систематическим налетам авиации противника. Всего несколько дней назад, второго и третьего июня, гитлеровцы нанесли тяжелый удар с воздуха по Курску. Тогда, отражая нападение врага, советские лётчики и артиллеристы сбили 162 немецких самолёта, однако некоторым немецким бомбардировщикам удалось прорваться к целям... Несложно разгадать замысел противника: затруднить подвозку военных грузов, омертвить советский прифронтовой тыл – немецкое командование готовилось к летнему наступлению.

Секретарь обкома партии по транспорту Семён Иванович Черников, напутствуя Перепелицына, говорил:

– Новая линия позволит доставлять грузы через станции Валуйки и Касторная, минуя Курск, и подбрасывать их ближе к переднему краю. Построить её — наша боевая задача. Обком партии и облисполком приняли постановление о мобилизации населения. 20 тысяч человек посылаем на дорогу. Кто знает, может быть, это наша последняя трудовая мобилизация, — с надеждой, что будет именно так, сказал Черников.

Трудовые мобилизации в прифронтовой Курской области начиная с февраля 1943 года, когда на строительстве оборонительных рубежей было послано до 50 тысяч человек, следовали одна за другой.

По призыву областного комитета партии куряне шли рыть окопы, траншеи, сооружать дзоты. Люди, работая в недальнем тылу, твёрдо верили, что без их помощи фронт не может обойтись, слово «мобилизация» как бы уравнивало их с бойцами переднего края, не делая скидок на лишения и опасности.

Прощаясь, Черников с мучительной неохотой сказал, что минувшей ночью вражеская авиация снова бомбила Старый Оскол, принимаются дополнительные меры для защиты города. Услышав это, Перепелицын, не пожав протянутой руки, выбежал из кабинета. Скорей в город!

До войны Сергею Пантелеймоновичу довелось поработать в ряде мест Черноземья. Был политкомом Воронежского гублесхоза, председателем волостных и районных исполкомов Советов в Гремячьем, Чиглах, Ендовище, Малоархангельске, Глазуново, секретарем райкомов партии в Микояновке и Фатеже. Каждый из этих городов и сел оставил свой след в памяти, но Старый Оскол ему дорог по-особенному. Перепелицын был утверждён первым секретарем Старооскольского райкома партии за месяц до освобождения города, 1 января 1943 года, когда Курский обком находился в Ельце. В солдатской шинели, с вещмешком за плечами вместе с наступающей стрелковой дивизией пришёл он в разрушенный город. Пять, месяцев минуло с тех пор.

Сколько сил было вложено, чтобы восстановить движение поездов, пока только воинских! Перепелицыну кажется, что он вовек не забудет этого пронзительного и одинокого свистка паровоза, который зимней ночью привёл первый эшелон теплушек для отправки на восток раненых. И первого занятия в школе... Ребятишки сидела за партами в шапках и платках, согревая в ладонях пузырьки с чернилами. А потом город стал привыкать и к паровозным свисткам и к стайкам детворы, торопившейся на занятия.

Вот и город, вот и дома... На душе тревожно. Прежде всего, хотя бы издали взглянуть на железнодорожный узел. Работает ли? Перепелицын велел шофёру остановить газик, сошел на Верхней площади, изрытой воронками, и отпустил машину. С возвышенности он увидел: в низине, за рекой, там, где вокзал и депо, всплывали клубы паровозного дыма и пара — железнодорожный узел работал. Тяжёлое предчувствие, мучившее всю дорогу, немного отлегло, но успокоение не наступило: есть ли потери в людях, каковы они?

Над городом, в предзакатном небе, дымчатой горой вырастала лиловая туча, закрытая красноватые облака, голубые просветы между ними, в тишине резко и прерывисто рокотал гром. В воздухе замелькали редкие, крупные капли дождя. Люди выбегали из домов, глядели ввысь, опасаясь, как бы из-за тучи не появились немецкие самолёты, а она медленно отваливала на восток, к Незнамовскому лесу.

В райкоме Перепелицын встретил заведующего орготделом Николая Жилина и, тревожась, прежде всего спросил о ночной бомбежке. Человеческих жертв не было, разрушены лишь выходные стрелки, но они уже восстановлены.

— Спасибо, Николай Васильевич, — облегченно произнёс Перепелицин. — А теперь за работу. Оповести членов бюро, тех, кто в городе, через час на заседание. И вызови Большесольскую. Как у неё дела?

Заворг похвалил секретаря райкома комсомола. Она только что прискакала на коне из Новокладового, где была на собрании молодежи. Привезла важный материал о силосовании кормов.

— Этот вопрос для нас номер один, Сергей Пантелеймонович. Обсудим на бюро? У меня все подготовлено.

— Хорошо. Но вопрос номер один, как ты говоришь, сегодня не тот. Вызывай людей.

В комнате тихо, глухо. Оконные проёмы заложены кирпичом, побеленным известкой, только у самого верха вмазаны стекла, «глазки». Конечно, для кабинета первого секретаря райкома партии стекло нашлось бы, но к чему? До первой бомбёжки? Застеклённые окна — довоенный комфорт.

Большесольская вбежала, грохоча кирзовыми сапогами, оправила широкий ремень на гимнастерке, вскинула к пилотке ладонь:

— Комсомол в полной боевой готовности, Сергей Пантелеймонович! Разрешите доложить?

Глядя на молодое, жизнерадостное лицо девушки, Перепелицын невольно почувствовал свои лета: как-никак пятьдесят. Три революции, две войны пережил; довелось хлебнуть окопного горя на германском фронте, в гражданскую — партизанить на Дону, в Павловском уезде, всегда под пулями, под пулями и партийный билет получил, а вот сейчас оказался на тыловом положении. В делах и заботах не замечаешь, что ты постарел: и брови вислые, и в волосах брызги седины. Жизнь одного гнёт, а другого налипает вешним соком молодости.

— Докладывай, Таня.

Большесольская сняла пилотку, и тёмные волосы рассыпались, касаясь плеч пушистыми завитками.

— Занимались силосом, Сергей Пантелеймонович. Приехали с инструктором Лидой Шугаевой в Новокладовое, чтоб молодежь поагитировать, да опоздали со своей агитацией. Там ребята организовали бригады, ямы подготовили, сто кос собрали, привели в порядок сенокосилку. Мы спросили, а хватит ли у них смелости вызвать на соревнование молодёжь района, области? Вот их письмо, послушайте: «Несмотря на большие трудности и тяжёлые условия, мы план весеннего сева в 258 га выполнили ещё 22 мая. Наш колхоз посеял сверх того в фонд обороны 120 га. Сейчас задача: 75 процентов силоса заложить до уборки урожая зерновых. Силами комсомольцев заготовим 440 центнеров...»

Перепелицын вспомнил, как новокладовцы собирали семена — по горстке от каждой семьи, в поле выехали на коровах, приучая их ходить в борозде, а пахари –пожилые женщины и совсем юные ребята. Да разве так было только в Новокладовом? По всему району.

— Значит, агитировать не пришлось?

— Нет. Война крепко агитирует.

— Кто же там запевалы?

— Вы, конечно, знаете Зину Полякову, секретаря комсомольской организации? Настоящая фронтовичка. «Мы, говорит, солдаты, а солдаты в атаку идут первыми».

— Бюро райкома поддержит новокладовцев, уверен, что и обком партии поддержит. Теперь о боевой готовности.

Эти слова насторожили Большесольскую. Несколько месяцев назад она окончила школу разведчиков, думала, что её направят в тыл врага, а оказалась на комсомольской работе в Старом Осколе. Татьяна ждала вызова из воинской части, призналась в этом только нескольким подругам и просила её слова держать в совершенной тайне. Неужели Перепелицын привёз вызов? Сергей Пантелеймонович молчал. Но его внимательные, под черными густыми бровями глаза смотрели с такой покоряющей добротой, что Татьяна не смогла сдержать внезапно нахлынувшего волнения:

— Готова выполнить любое задание!

— Речь идёт не только о тебе. Вот, прочитай постановление бюро обкома партии и облисполкома.

— Перепелицын передал девушке лист бумаги с убористо напечатанным текстом.

— Будем строить железную дорогу на Ржаву.

2.

Члены бюро райкома партии пришли к назначенному сроку. Среди них мало старожилов. Старожилов разбросала война: кто на фронте, кто в эвакуации, – там, в тылу в партийных кадрах немалый дефицит. Сергей Пантелеймонович — коренной черноземец, а второй секретарь Владимир Григорьевич Михайлов, председатель райисполкома Василий Егорович Андрианов прибыли из Оренбуржья; все уже сработались, притёрлись друг к другу и в шутку называли себя курскими соловьями, хотя не каждый слышал, как поют эти соловьи — не до того.

Трудно, не уходя от повседневных забот, сосредоточиться на том большом деле, которое с такой внезапностью определилось сегодня и подчинило себе всё. Может быть, поэтому и не стали изменять повестку дня и вопрос о выделении рабочей силы на строительство железной дороги рассматривался где-то в середине заседания бюро, хотя он являлся особо важным.

Перепелицын неторопливо вёл бюро. Сначала, по установившейся традиции, обсудили заявления о приёме в партию, затем — сообщения о вспашке паров и прополочных работах, единодушно одобрили обращение новокладовских комсомольцев ко всей молодежи района и области о силосовании сочных кормов, назвав его замечательным почином.

После этого, не делая паузы, Перепелицын стал докладывать о строительстве железной дороги Старый Оскол–Ржава, прочитал постановление Курского обкома партии и облисполкома.

— Государственный Комитет Обороны, как видите, — сказал Перепелицын, — установил срок — 15 августа, но областной комитет партии ставит задачу — дорогу построить на две недели раньше. За этот срок и будем бороться всеми силами. Давайте продумаем, как будем выполнять задание партии. Наш район должен выделить тысячу человек и сто подвод, сформировать строительную колонну. Её начальником утверждён товарищ Михайлов, а ответственность возлагается на всех нас. И дело состоит не только в том, чтобы провести мобилизацию людей по приказу. Главное — убедить каждого человека мужественно выполнить этот боевой долг перед Родиной, перед Красной Армией.

— Хорошо бы управиться со стройкой до уборки урожая, — произнёс заведующий райзо Шаповалов.

— До уборки? До начала немецкого наступления надо управиться, — ответил Перепелицын. — В том, что оно непременно произойдет, сомнения нет: фронты готовятся к суровым боям.

Райисполком, будучи предупрежденным, уже составил мобилизационную разверстку по сельсоветам, и Василий Андрианов огласил её.

Развёрстка не вызвала возражений, только сам Андрианов предупредил членов бюро, что, очевидно, она будет ещё уточнена, но это не изменит общего положения в районе: теперь, с учётом ранее посланных на оборонные работы, в колхозах и МТС останется половина трудоспособных. На строительство прежде всего направлялась молодежь и главная тяжесть работы, видимо, ляжет на плечи девушек, так как парни призывного возраста готовились военкоматом для службы в армии.

— Создадим молодежные бригады. Им стать запевалами ударного труда. Боевых руководителей бригад подберём, — заговорил молчавший доселе второй секретарь Михайлов.

Через тёмные очки, которые носил постоянно, он рассматривал списки, положенные на стол Андриановым, и записал на листке: «Обязать секретарей первичных партийных организаций, председателей сельсоветов из мобилизованных организовать бригады по 20—30 человек, выделив бригадиров, на которых возложить ответственность за учёт и выполнение заданий, а также выход на работу». Перепелицын прочитал эти строки:

— В проект решения? Согласен.

— Все должны явиться с лопатами, носилками, продуктами питания на 20 дней.

Перепелицын, услышав такое предложение, возражать не стал, только, не скрывая некоторого недовольства, спросил:

— Людей обязываем, а что мы с вами должны сделать для них? Нуждающимся в питании оказать помощь. Обяжем райпотребсоюз организовать бесперебойную доставку хлеба и открыть столовую на нашем участке строительства.

Председатель райисполкома обещал выделить молоко из того, что останется от госпиталей и больницы.

— Не щедрись, Василий Егорович. Но твоё слово запомним. Сдержишь — спасибо скажем.

Последним пунктом в решении бюро было записано: «Предупредить секретарей первичных партийных организаций, председателей сельсоветов, что за невыполнение данного постановления РК ВКП(б) и исполкомом райсовета депутатов трудящихся будут приняты меры партийного и государственного взыскания по закону военного времени».

Члены бюро разошлись к полночи.

Перепелицын, оставшись один, почувствовал такую усталость, что хотелось заснуть тут же за столом. Но вздремнуть не дала Большесольская. Она принесла списки мобилизуемых комсомольцев.

— Утром городских вызовем в райком. Вы придете к нам? — Большесольская, глядя на землистое, осунувшееся лицо секретаря, намеревалась покинуть кабинет, но тот, чувствуя, что у неё есть какой-то разговор, задержал.

— Говори, Таня.

— Мы предлагаем начальником молодёжного отряда назначить инструктора райкома комсомола Лидию Шугаеву, а бригадирами — Зину Полякову из Новокладового и Тамару Семенову. Зина — ударница. Ещё до войны была участницей ВСХВ, выработала за год пятьсот трудодней. За ней молодёжь пойдёт. Тамара — наша активистка, работница молокозавода. Райком за них головой ручается.

— В темпе действуешь, Таня, молодец!

— Помню вашу поговорку, Сергей Пантелеймонович: время военное, соображать надо быстро, а работать ещё быстрее.

3.

В это время Тамара Семенова, за которую Татьяна Большесольская ручалась головой, шла по затемнённому городу, желая только одного: скорее добраться до дому, плюхнуться в постель и поспать хотя бы часа четыре. Вместе с Варварой Кузьминовой и другими комсомолками она провожала раненых, разводила их по вагонам санитарного поезда. А вечером, перед отправкой, в госпитале был дан прощальный концерт. Тамара танцевала «цыганочку», свой коронный номер, который ей всегда удавался, Варвара читала стихи, девичий хор пел о синеньком платочке — репертуар не мудрый, повторявшийся не раз, но успех был исключительный. Раненые, кто мог — аплодировал, кто не мог — кричал бис. Самодеятельных артистов благодарили все. Бойцы даже записали адреса девушек, просили отвечать на письма, не терять дружбы,

Если бы Тамару спросили, где она работает, пожалуй, ответить бы не смогла. На молокозаводе лаборанткой? Санитаркой в госпитале? В райкоме комсомола? После освобождения города комсомольцы отремонтировали и подготовили для госпиталей четыре здания: первой средней школы, Дома пионеров, роддома, неполной средней школы. Организовали уход за ранеными. Занимались и уборкой улиц.

Дел в этом небольшом районном городе, пострадавшем во время зимних боев и подвергавшемся частым бомбежкам, теперь было так много, что управляться даже с самыми необходимыми, неотложными не хватало ни сил, ни времени. Но как они радовались каждому дому, у которого залатали крышу или заделали пролом в стене.

После трудового дня комсомольцы работали в добровольческих восстановительных бригадах, а по ночам в составе отрядов противовоздушной обороны дежурили у предприятий и просто на улицах, тревожно прислушиваясь к тишине, всматриваясь в непроглядную темень неба.

Дома Тамара, не зажигая коптилки, не беспокоя стариков, ощупью прошла к постели. Кажется, только легла, как её разбудил связной и вручил повестку: вызывали в райком комсомола.

Она явилась не первой. Собралось уже человек сорок, и Тамара подумала, не опоздала ли? Девчата пришли с разных концов города: из Ямской слободы Зоя Кондрашова и Лидия Шурова, из пригорода Гумны — Люба Овсяникова, из Старого Оскола Настя Буряк, Варя Кузьминова. Тамара всех хорошо знала, со многими дружила.

В райкомовской комнате было тесно. Тамара пробралась к Варе Кузьминовой, спросила, зачем вызвали, но та ответила, как всегда, полушутливо, что готова, как юный пионер, ко всякому делу, которое поручат. Варя отболела тифом, поправилась и, в отличие от своих пышнокудрых подруг, была повязана красной косынкой. Девчата протиснулись к столику секретаря райкома, Большесольская что-то чертила на листе белой бумаги.

— Какие новости? — спросила она.

— «Аннушку» провожали. С ранеными.

«Аннушками» комсомольцы называли воинские эшелоны, шедшие под литером «А». Им — зеленая улица.

Большесольская кнопками прикрепила в простенке между окон бумажный лист с наспех скопированной картой Курской области. Красная линия соединяла Старый Оскол со станцией Ржава. Девчата сгрудились около карты и не заметили, как в комнату вошел Перепелицын, но Большесольская, видимо, его ждала, одёрнула гимнастерку и по-военному доложила, что все комсомольцы, вызванные повестками, явились.

Сергею Пантелеймоновичу не удалось отдохнуть. Ночью накатил приступ гипертонии — болезни, которую он всячески, чаще неумело, скрывал от родных и товарищей, успокаивая себя, что лечением займется потом, после войны. И, странное дело, придя к молодёжи, увидев возбужденные лица, пристальные, полные ожидания взгляды, почувствовал, что головная боль стала утихать, отдаляться. В зелёном, застёгнутом на все пуговицы кителе, он выглядел и стройным и крепким.

Перепелинын, обращаясь ко всем, рассказал о постановлении Государственного Комитета Обороны, призвал комсомольцев к ударной работе на строительстве железной дороги:

— Ваши отцы и старшие товарищи на фронте. Считайте и себя с этого дня в полном смысле фронтовиками, солдатами труда. Райком партии, райисполком и райком комсомола объявляют вас мобилизованными на ударную стройку. Это — ответственное задание, его надо с честью выполнить. Мы надеемся на вас, товарищи! — Секретарь райкома партии не спрашивал согласия, он ставил задачу обязательную, но слово «надеемся» так глубоко затронуло Тамару Семенову, что она порывисто поднялась, чтобы ответить Перепелицы не только за себя, но и за всех. Сидевшая рядом с ней Варвара Кузьминова незаметно для других сильно пожала ей руку, словно бы одобряя.

— Сергей Пантелеймонович, мы помним нашу братскую клятву освободителям, гвардейцам 40-й армии, что будем помогать им до полного разгрома фашистов. Просим послать нас на самый трудный участок.